Уходящий 2022 оказался по-настоящему знаковым для популяризации искусственного интеллекта. В рейтинге самых скачиваемых приложений года – десятки созданных на основе ИИ фоторедакторов, голосовых помощников, сервисов распознавания изображений, музыки, компьютерного кода и не только. Крупнейшие корпорации мира повсеместно внедряют модели генеративного искусственного интеллекта во все свои продукты – от автомобилей до карманных гаджетов. Да что и говорить, если впервые в истории человечества победу в популярном художественном конкурсе одержала Midjourney – программа на основе искусственного интеллекта, способная создавать чрезвычайно реалистичные произведения искусства.
«Портрет Эдмона Белами», над созданием которого работала генеративно-состязательная сеть (GAN) под руководством французской арт-группы Obvious. Продана на торгах аукционного дома Christie’s за 432,5 тысячи долларов США
На этом фоне все громче звучит вполне логичный вопрос: кому принадлежит последнее слово – законное право – на результат такой деятельности? Можно ли регистрировать авторские права на то, что создает нейросеть? И кто окажется в ответе за тех, кого мы обучили? Ответы на эти вопросы в эксклюзивном интервью Trinity Events Group дает Виталий Калятин, к. ю. н., профессор Исследовательского центра частного права им. С. С. Алексеева при Президенте РФ.
– Виталий, ваше выступление на грядущем форуме будет посвящено анализу юридических аллюзий, которые касаются интеллектуальных способностей искусственного интеллекта, нейросетей и дипфейков. Почему вы выбрали именно эту тему? Насколько она актуальна?
Интеллектуальная собственность – пожалуй, самая бурно развивающаяся область законодательства. И все равно зачастую жизнь ставит перед законодателем вопросы, на которые ответы найти очень непросто. Законодательство об интеллектуальной собственности всегда ориентировалась на творчество человека, поэтому важно понять, насколько нужно (и нужно ли?) менять некоторые постулаты в связи с активным внедрением компьютеров в сферу создания интеллектуальной собственности.
– Как вообще контролировать интеллектуальные права на объекты, созданные искусственным интеллектом? Что это – патентное или авторское право?
В настоящее время законодательство допускает возникновение прав на результаты интеллектуальной деятельности только у человека. А это означает, что у них будет существовать автор. А вот как можно изменить этот подход для ИИ – большой вопрос.
Есть много разных точек зрения. Мне кажется, что оптимальным будет закрепление прав за лицом, который организовал применение ИИ на практике. Что же касается выбора между авторским и патентным правом – к литературным произведениям, программам для ЭВМ, фильмам, музыке и т.д. будет применяться авторское право; к изобретениям, полезным моделям, промышленным образцам – патентное право.
– Тот же вопрос касается и нейросетей. Ведь они сейчас уже создают, например, предметы искусства, которые можно монетизировать. Кому в этом случае принадлежат права на результат?
Здесь ответ не изменится – сейчас для того, чтобы такое произведение охранялось, надо найти фигуру человека, который внес творческий вклад в его создание. Вообще привязывать норму права к технологии – не вполне правильно, а применительно к нейросетям я пока не вижу какой-то специфики, которая должна быть учтена законодательством.
Théâtre D’opéra Spatial, нейросеть Midjourney, победитель The Colorado State Art Competition 2022, фото: Jason Allen
– Если говорить про дипфейки. Как юридически защищены люди, которые становятся героями или прототипами произведений, созданных с использованием данной технологии?
С дипфейками вообще очень много проблем, начиная с защиты личных интересов человека и заканчивая возможными социальными проблемами, не говоря уже о вопросах интеллектуальной собственности.
Имеющиеся сейчас инструменты могут частично защитить людей, но лишь частично. У человека, образ которого использован в дипфейке, чаще всего не будет исключительных прав на его изображение (если только он не приобрел прав на свой портрет), а право на собственное изображение не дает ему достаточных мощных инструментов воздействия на нарушителя.
С другой стороны, дипфейк не обязательно должен использоваться во вред человеку, кроме того, он может быть новым эффективным творческим приемом. В конце концов, в живописи и кино всегда использовались образы других людей. Главное – не пытаться выдать эти изображения за документальные. В целом же, да, дипфейки нуждаются в специальных правовых нормах.
– Какие прецеденты уже возникают на этот счет? Чем они интересны?
В отношении искусственного интеллекта наиболее известным в последние годы стало дело DABUS, когда в ряде стран была сделана попытка получить патент на созданное изобретение на имя искусственного интеллекта, использовавшегося для его разработки. Это дело интересно тем, что один и тот же вопрос с одними и теми же обстоятельствами рассматривается судами разных стран. Несмотря на то, что мнения судов различаются, большинство все же признают невозможность выдачи патента на имя искусственного интеллекта.
Случаев использования дипфейков известно много – от мошенничества (когда одно лицо выдает себя за другого), до использования в фильмах образов умерших артистов. Из последних случаев можно вспомнить, например, использование образа артиста Владислава Галкина в сериале «Диверсант», продолжение которого вышло в этом году.
– В юрисдикциях нескольких стран общего права, например, в Новой Зеландии, Великобритании, Гонконге, уже действует специальный режим для произведений, созданных программами для ЭВМ, и срок охраны таких произведения отсчитывается с даты их производства (например, 50 лет в Великобритании). Как вы считаете, какой будет в будущем мировая практика на этот счет?
Такой вариант мне представляется вполне перспективным, по крайней мере, решение лучше всего считать именно в рамках формирования специального права лица, организовавшего использование искусственного интеллекта.
– У российских судов и компаний может сложиться какая-то особенная практика на этот счет?
Полагаю, что российские суды будут следовать общим подходам, которые сейчас формируются в мире, вряд ли здесь можно ожидать какой-то специфический подход.
Соответственно, искусственный интеллект как субъект права рассматриваться не будет, потребуется наличие творческого участия человека для того, чтобы получить охрану произведениям, по NFT будут идти споры, которые в какие-то кардинальные изменения вряд ли выльются, а с несанкционированными дипфейками борьба будет постепенно усиливаться – при условии, что они найдут отражение в законодательстве
– Вы уже упомянули NFT. Это еще один из популярных трендов года. Но какой новый правовой режим может возникнуть в этой области?
А вот в этой части я не вижу пока каких-то вопросов, требующих корректировок законодательства об интеллектуальной собственности. NFT пока не порождает какие-то принципиально новых проблем, их вполне можно рассматривать как возможный вариант фиксации объекта.
– Если подводить итог: на какие темы вы советовали бы обратить особенное внимание юристам в грядущем 2023 году?
Прежде всего это те вопросы, про которые мы с вами говорили: искусственный интеллект, дипфейки, нейросети и т.д. И, конечно, в нынешних непростых условиях очень важными вопросами будет правильная организация управления интеллектуальной собственностью в целом и распоряжение правами на нее как часть такого процесса управления.
Подробный разбор кейсов, общение с профессионалами, ответы на главные вопросы из первых уст – на площадке XXIV Форума по интеллектуальной собственности. Главная встреча года для экспертов по теме ИС по традиции объединит инхаус-юристов, специалистов по интеллектуальной собственности, консультантов и патентных поверенных. 6 и 7 апреля 2023 года в офлайн и онлайн – форматах.